Тогдашнюю осень Наемник с утреца пораньше окрестил серой, пустой и до зевоты скучной: не с той ноги мужик встал, не иначе. «Какого мора сидим в этой деревне уже второй день-то? Э, да какая тут деревня – хутор, гнилое место…» Сплошь обомшелые дома с осевшими крышами, с топившимися «по-черному» печами, с выводками каких-то недокормленных, злобных детей Нериза не приводили в восторг, Соло даже из дома не соглашался выходить (ежели только "по делу"), просиживая часами за трухлявым столом у грязного, загаженного мухами окошка в хате, которую им занял Сет. У эльфа, которого Наемник охранял, были в деревне какие-то подвязки, вот и позвал он сюда свой ближайший круг. Сам, правда, ни о чем серьезном не говорил, все больше пропадал по соседним хуторкам и ни разу не взял Нериза с собой, что немного огорошило телохранителя. «Видать, в защите не нуждается, - злобно рокотал иногда Наемник, когда оставался в одиночестве и вспоминал про отлучки Сальватора, - цаца заговорщицкая, олух бессмертный, мор бы его побрал». Собственнические чувства, которые Соло испытывал по отношению к своему «подопечному», в такие моменты пересиливали все другие.
За стенами хаты был холодный полдень. Небо оставалось пасмурно серым все утро, но вот к обеду немного развиднело, солнце растопило мерзлую грязь на единственной проходящей через деревню дороге; листья, оранжевые, бордовые, сыпавшиеся с яблонь и берез в темное месиво луж, укрывали дворы, крыши, лавки словно лоскутное одеяло. В воздухе висело ощущение предстоящего нудного дождика, но ни капли влаги небеса на землю пока не исторгли.
В хате Наемник был один, не считая хозяйки дома, суетящейся у печки, от которой многообещающе несло свежим хлебом, и не считая этой итессовской девки, Сирены. На подручную Тондра Нериз никогда не обращал особого внимания: баба выглядит как ребенок, не за что ущипнуть даже. «Неужто это про нее Тондр рассказывал, что ей за четыре сотни перевалило?» - хмыкнул Наемник, когда увидел ее в деревне, ничего другого припомнить о девуле не смог. Да и не заметил бы он ее вовсе в тот день, кабы не дикая скука.

Наемник давил уже седьмую муху, ленивую, жирную, выползшую откуда-то из щели в оконной раме, когда хозяйка хаты, пугливая баба в теле («Ох, научил бы ее кой-чему, был бы один тут, да кабы не муж…»), хлопнув дверями, выскочила на улицу. Ей отнюдь не по душе было наличие в доме угрюмого надутого мужика, а еще больше ей не по душе было, что заговорщики, все на разный лад одетые, на разный манер говорившие, собирались в ее доме уже второй вечер и при свете лучины обсуждали какие-то свои темные дела. Муж, правда, пригрозил отрезать ей язык, ежели она чего сболтнет соседкам, только в хате хозяйка дольше положенного по своей воле не задерживалась.
Как только ее силуэт мелькнул за окном, Нериз принюхался и подошел к печи, едва ли не засунув голову внутрь, пальцем проверил, хорошо ли пропекся ли слегка подрумянившийся хлеб.
- Ох, шельма, нескоро еще будет, - пробормотал Наемник, направляясь к своему месту у окна, но вдруг остановился посреди хаты и уставился на Сирену.
- Эй, девица-красавица, - гулливым тоном завел беседу Нериз, широко ухмыляясь, - что, со скуки помирать будем тут?
Наемник, поискав хорошенько по карманам старых потертых штанов, извлек на свет потрепанную колоду карт и отошел-таки к столу, сел на стул.
- Может, сыграем, ведьма? Время, оно нескоро идет.

- А ты не промах, - ухмыльнулся еще шире Наемник, довольно фыркнув. Вальяжно откинувшись на спинку стула, он швырнул карты на стол. – Что, ведьма, хоть умеешь картишки раскинуть… в дурня, что ли? Али тебя совсем ничему не научил твой Тондр? – Соло хмыкнул, подумывая, какую бы еще соленую шутку отпустить по этому поводу, но взгляда в посерьезневшие глаза ведьмы было достаточно, чтоб остудить его веселость. – Ну, что хмуришься, чародейка… Молчишь – умеешь, значит, чего тут долго рассусоливать тогда.
Наемник насупился и сгреб игральные карты. Карты были старые, изрядно вытертые, с оборванными уголками, явно взятые из разных колод (некоторые из продолговатых прямоугольников, судя по росписи и лихо закручивающимся хвостикам мастей, были в пользовании у цыган) - Соло их собирал с мира по нитке: там обдурил неудачливого картежника да, запамятовавши, унес в рукаве пару-тройку валетов, там обменял особо приглянувшуюся карту на другую безделицу, а когда и приходилось вытрясать остатки колоды из карманов трупов, когда-то, при жизни-то, угрожавших снести его буйну головушку. Такое вот собирание карт, пожалуй, стало еще одной страстью Наемника; выгодной страстью, надобно сказать, ведь с помощью своей старой колоды Нериз не раз умножал количество бренчащих в его карманах серебряников и медяков. Вот и сейчас он понадеялся обыграть ведьму на что-нибудь - на желание, в конце концов, если не на деньги («У нее-то ничего за пазухой и не будет, кроме зёлок с пустырей да могилок, а оно мне надо? Лучше пусть…») А вот что можно попросить у ведьмы, Наемник никак не мог придумать.
- На что играть будем, ведьма? – перед тем, как раздать карты, почесал затылок Соло. – Деньжата-то у тебя при себе? Или, - Наемник гоготнул, - на раздевание сыграем? А, да что с тебя взять… Может – на желания? Я выиграл – ты мою волю исполняешь, ты победила – я ради тебя хоть в лепешку разобьюсь. Пойдет, ведьмарка, а, что скажешь?
Наемник раздал карты и, спрятавшись за своими, как за веером, повторил:
- Ну, что скажешь?

- Три сотни баб тебе подтвердят, что есть что, - гоготнул Наемник, приподняв бровь, и заглянул в свои карты, щурясь в сероватом свете, сочащемся из-за грязного окна. – А, может, и тебе кое-что перепадет.
Наемник подался вперед, подмигнул ведьме и вернулся в исходную позицию.
«Ухмыляешься, чародейка, - довольно протянул в мыслях Соло, предвкушая выигрыш, - ну так ухмыляйся. Посмотрим, чья возьмет».
- Я на медведя с ножиком ходить не боюсь, милка моя, с чего бы мне тебя стеречься? Проигрывать, правда, не научен, да и не думаю, чтоб пришлось мне сегодня ни с чем от тебя уходить. Опыта-то у меня побольше будет, девица-красавица. Карты мои нравятся-то? – Соло, изучая лицо ведьмы, пытался понять, какую комбинацию она заимела.
- Тебя Итесс Сиреной называл, так? – добавил Наемник в попытке рассеять внимательность девушки разговором. – Я Нериз, если придется вдруг тесно общаться.
Соло вновь хохотнул и углубился в игру.

Колода карт у края стола растаяла, и партия подошла к концу – а Наемник, вооружившись целым комплектом мелких шестерок и семерок, нервно обмозговывал ситуацию. Козырей за всю игру ему даже близко видеть («Твои делишки, ведьмарка?») не пришлось, да крупные карты в руки не шли. У Сирены в руках оставались от силы два-три бумажных клочка, наверняка, козырные.
Все его похвальбы оказались напрасны.
Вытирая внезапно вспотевший лоб, Наемник вдруг задумался: а какую цену («Твою ж мать, Наемник! В лепешку пообещал ей расшибиться») может спросить с него итессова ведьма? На ум пришла донговская сказка, в которой старая чародейка – сгорбленная лысая старуха, почти заросшая мхом от древности, – в обмен на проигранное желание попросила доброго молодца, который ей весьма досадил как-то осенним утрецом, вырезать сердце матери и принести ей. История, впрочем, ни на грош не похожа на то, что творилось тем утром в хатке на хуторе, но сама затея – может и занятной показаться.
Дамочка была спокойна, играла, словно не задумываясь о следующих ходах, и даже улыбалась какой-то по-детски доброй улыбкой; Нериз нервно передернулся, взглянув на нее: впервые он терял самообладание перед какой-то бабенкой – и слегка обозлился на чародейку.
- В каком трактире-то поднатаскали так играть, ведьмарка? – процедил Наемник, попытавшись сглотнуть сухой комок, застрявший в горле. – Ты б предупредила, что так здорово резать умеешь, - уголки его рта дрогнули в ухмылке. – Видишь сама, как уделала меня. Может, еще партейку? Или две?

"Запросы у тебя, девуля, однако... - зло процедил про себя Наемник, едва не хватаясь за голову. - Нет, чтоб ляжку оленя попросила, да хоть бы за дерьмом орла послала... достал бы, так нет, мор ее раздери". Нериз недоумевал: спасли кралю из казематов - ну и радуйся, ведьма; а что память потеряла, то, может, и к великому счастью (персонально Наемник был бы рад, если б кой-какая баба в кой-какой таверне навечно, мор ее раздери, забыла о существовании эльфа). Так нет же, эта попрется туда, где быть не положено, да еще и его в это дельце впутает, да еще и вправду, ненароком, придется в лепешку расшибиться. Другое дело, что и у Нериза у Соло были свои планы насчет королевской темницы, и их бы чем быстрей, тем лучше... ("Но ведьмарку бы туда не впутывать никаким боком, если только подспорьем не будет... А ведь дурак ты, Наемник, она ж там точно бы не помешала")
Нериз отвернулся к окну и сбросил на стол свои неразыгранные шестерки, с деланым безразличием задумавшись о желании Сирены. В сенях кто-то пошорхал, двигая с места на место пустые и полные деревянные кадки, и затих; из печки начало потягивать гарью, и Наемник тихонько обругал пугливую пухлую хозяйку, но, скорее, по привычке: неспешно обугливающиеся хлебцы больше ему не были интересны. И, впрямь, куда тут о жратве думать, когда - вон, ухмыляется, злодейка, - ты только что проиграл ведьме свою добрую волю.
Свет, сочащийся из окна, слегка загустел и побледнел; мутное осеннее утро скатилось в неяркий послеполуденный час, когда во всех хлевах на хуторе раздается мычание и дробный перестук капель молока по донцу ведер. Хозяйка испуганной мышью метнулась в хату и, будто соревнуясь в скорости с кем-то, вынула из-за заслонки с дюжину румяных хлебов. Все сжимая в руке кочергу, баба пролепетала про угощение дорогим гостям и вылетела в сени. Наемник зевнул и нехотя повернулся к Сирене.
- Твоя воля, ведьма, коли хочешь узнать, кем была. Я желание тебе проиграл, значит, подсоблю, чем смогу.
Наемник кивнул головой, удерживая в мыслях: "Верно, и я тебе сгожусь, и ты мне кой в чем сгодишься. Коли полезем мы с тобой в этот гадюшник, без сестры не вернусь, милка моя".
- Уже знаешь, девица-красавица, когда собралась к королю за пазуху лезть?
Нериз хмыкнул и стал собирать карты в колоду, нервически их перемешивая между собой.

Отредактировано Нериз Соло (2012-09-03 12:15:17)