От пронзительного женского визга закладывало уши. Ошалевший Марек встряхнул головой и поднялся, попутно отплевываясь и отфыркиваясь от мелкого мусора, насыпавшегося сверху. Разноглазый уже был на выходе, откидывал засов с хлипкой на вид двери, когда орущей девке наконец-то заткнули рот – её же хахаль, шипящий одно и тоже: «…да тихо ты… тихо…» В плотном сером облаке пыли, затянувшем комнату, через небольшое, открытое настежь окно, просвечивали солнечные лучи. Отчетливое бряцанье доспехов и невнятная ругань – топтавшиеся внизу стражники, вопреки распространенному мнению, идиотами не были, глухими тоже, и уж тем более были в состоянии сопоставить три простых факта: беглецы были на крыше – раздался грохот – завизжала какая-то баба с верхних этажей.
Вывалившись в коридор, а после – на лестницу, оборотень помянул недобрым словом прыткость разноглазого, куртка которого мелькнула уже этажом ниже, перегнулся через перила и свистнул, привлекая внимание вора: «Притормози-ка!..» - нужно было найти выход менее приметный, чем парадный, выходящий в аккурат на улицу, куда вывернут стражники. Того, что поганец решит сбежать, мужчина не боялся. Продать медальон кому-то, кроме самого Марека, дороже, чем за уже упомянутые ранее пару медных, ему вряд ли удастся.
В таверне по случаю середины дня, было тихо, пусто, не считая пары остроухих, да горестно сгорбившегося над кружкой донга, и на удивление прохладно. Устроившись за столом, стоявшим в отдалении от входа, Марек стянул с себя сюркот с вышитым гербом стражи, по привычке разгладил пыльную ткань ладонью, сворачивая в несколько раз, и заткнул за пояс ближе к пояснице. Сегодня уже не понадобится, да и завтра, скорее всего, тоже. «Отстранение от службы на неопределенный срок» в связи с так называемым «внутренним расследованием» это не выговор и даже не вычет из жалования, это уже так называемая «точка», а обратно в рядовые оборотню не хотелось категорически. Даже если в ближайшие дни волей Севиля будет подписан приказ всего-то о разжаловании, то следом за ним на стол вышестоящему начальству ляжет прошение об увольнении по собственному…
На улице душераздирающе завизжала собака.
Вынырнув из мрачных мыслей о невеселом будущем, оборотень перестал пялиться на двух эльфов, негромко шелестящих о своём, недовольно обернулся на открытую дверь и перевел взгляд на светловолосого, стараясь найти в нём хоть что-то ещё интересное помимо разного цвета глаз. Говорят, такие случаются у бастардов, но на аристократического выкормыша парень не тянул, скорее был совсем обычным, коих в столице, как грязи, хоть и вряд ли деревенский. Деревенские так руками не машут и уже тем более по крышам не скачут и при страже язык распускают редко, чаще нерешительно мнутся, объясняясь ломано и нескладно. «...Да и ятаганы при себе не носят,» - вспомнилось десятнику оружие, «изъятое у задержанного», которое разглядывали всей караулкой, похохатывая над пустыми гнездами - там ранее скорее всего покоились драгоценные камни. Можно было бы сказать, что это не более чем два бесполезных в бою клинка, утянутые парнем со стены какого-нибудь богатея, если бы не более чем хорошая ковка и заточка режущей кромки.
- Марек, - коротко бросил стражник, словно бы с неохотой разжав челюсти.
Молчаливый, особо не любопытствующий хозяин наконец-то принёс две кружки пенного вроде как пива, (десятник потянулся к одной и сделал несколько жадных глотков ) на вкус откровенно отдающего сивухой, и тарелку со смешными сморщенными рябчиками: «…судя по всему, вчерашними,» - вздохнул оборотень, разламывая небольшую тушку пополам.
- Медальон-то хоть при тебе? Не посеял ненароком? – ягуар устроил локти на столешнице и принялся лениво пережевывать суховатое мясо вместе с тонкими костями, - М-м-м, ты говори пока, сколько за цацку хочешь. Только… не груби…
Отредактировано Марек (2012-08-10 06:52:43)