Авалон шагал по высохшей листве вглубь леса; маленький лагерь эльфа остался далеко позади, в негустом дубовом подлеске, где деревья подступали к озеру клином и где воздухом был тягучий аромат роз, растущих вдоль берега. Повсюду были багрянец, золото и серебро тонкой паутины – цвета знамен пришедшей осени, и с ее вступлением в права вибрирующая тишина и спокойствие завладели этими местами, усыпляя и принца, пускай он старался не поддаваться колдовскому очарованию той осени.
Месяц назад Авалон в одиночестве покинул дворец, убедив всех, что отправляется на поиски трав. Его медлительный переход к восточным границам Эомелара затянулся: отчасти потому, что принц оставил в стороне основной тракт, плутая нехоженными тропами, - но ведь эльфу некуда было торопиться. По мере его продвижения туда, где, как говорят, ступали сами Творцы, пожар осени разгорался все ярче, обещая подарить целителю богатый сбор осенних трав. Да и Авалон думал, что в который раз обрел возможность испытать себя и полученные знания, показать свою силу, свое превосходство. Ему нередко приходилось, не взирая на опасность, останавливаться на ночлег в лесу, слушая вздохи невидимых в темноте сов, или в чистом поле, чтобы, улавливая краем уха попискивание полевок, без помех понаблюдать за движением светил; часто он бросался за оленем, всего на долю секунды промелькнувшим в зарослях, и ему приходилось подолгу отыскивать обратный путь – но эльф всегда возвращался на тропинку и гордился этим немало. Лук его редко оставался не у дел, вот и сейчас Авалон решил отправиться на охоту, подальше от воды, где редкие дубы не давали укрытия ни оленю, ни зайцу.

Авалон не был очень уж хорошим охотником, но следы на мягкой, рыхлой земле о кое-чем ему, все же, говорили. Совсем недавно эльф потерял след русака и вот - пытался вновь на него набрести, следуя от лесной опушки дальше по воображаемому пути, пройденному зайцем. Принц пересек одну из укрытых пожухлой травой полянок и, выискивая под ногами хоть один признак присутствия в местном лесу живности, пошел в обход застарелого бурелома. Звук его шагов разносился с шепотом листьев, и эльфу он казался оглушающе-громким.
Валежник повернул налево и оборвался, неожиданно, образуя форт из поваленных стволов деревьев: сучья и ветки загораживали вход-просвет внутрь большого треугольника уложенного бурей леса. Дерево источало сладковатый запах гнили и грибов: вглубь трухлявых стволов пустила корни не одна грибница. Света здесь было мало, и Авалон, постояв в нерешительности минуты с две, развернулся и подался прочь по усыпанной желудями земле к молодой дубовой поросли, не рискуя тревожить бурелом. Однако присутствие эльфа не осталось незамеченным. Злобный визг заставил Авалона, не прошедшего и десятка шагов, обернуться и замереть.
Из-под обомшелых корней поваленных деревьев показался кабан: горбатый комок плоти и щетины, в холке по бедро взрослого мужчины. В темном, натужно вздымающемся боку Авалон разглядел обломок оперенной стрелы: видно, животное смогло уйти от незадачливого охотника. Кабана долго тревожила, доводя до безумия, старая рана, и присутствие в лесу чужеземца, чей запах был так похож на запах человека, причинившего боль, подняло животное из логова.
Кабан, высоко задрав хвост, повернул клыкастое рыло безошибочно в сторону эльф: пусть подслеповатые глаза плохо видели цель, зато нос хорошо чуял. И, постепенно набирая разгон, животное с диким визгом бросило свою многопудовую тушу вперед, на эльфа.